Ну, кароч, автор я. Пейринг - Стас/Руслан.
Все принадлежит только само себе. Руслан, не ищи меня и не пизди.
Проба пера по ним.
Если чо это поротая АУшка, так что хрен что вы поймете скорее всего)




Руслан мерно покачивается в метро, из динамиков хрипло и тучно объявляют станции, еще не на всех ветках заменили, будто столетнего диктора на новую запись с мелодичным женским голосом. Усачев мог бы заткнуться наушникам и вообще ничего не слышать, не старого диктора, не нового, ни разговоров соседей.
Но это последний полуночный поезд и все соседи Руслана в другом вагоне. Печальный наркоманского вида парень, заснувший, прислонившись к стеклу, и усталая тетечка, что-то читающая в ежедневнивке. А его вагон пуст, поэтому музыку включать не хочется. Мерный гул и покачивание поезда.
И тишина. Не фактическая, где-то внутри черепной коробочки. Пугающая, и хрен ты перекроешь, даже если Слипнот включишь на всю громкость.
В этих поздних поездках что-то есть, Руслан не уверен на все сто процентов, но готов поклясться, что это почти соприкосновение с космосом. Когда ты жалкая частица в огромной холодном пространстве, и малейшее чуть что пойди не так – откинешь копытца.
Впрочем, обзорщик был готов прикрыться чем угодно, чем признать, что банально скучает.
И очень влюблен.
Чертовски по уши влюблен.
Но это Руслан, и он не выносит давящий гул-тишину на барабанные перепонки внутрь головы и достает наушники.
Еще три остановки.
Три месяца до лета, Руслан засыпает.

*
В автобусе ужасно душно, но окно открыто и Стасу надувает свежим снегом за шиворот. Приятного мало, команда четвертует его за болезни и пропуски.
Снова Руслану придется вести выпуски за него.
А его стало так странно просить. Каждый думает, что видит больше в этой просьбе, так оно и есть по сути. Они оба знали, что и как они хотят, и что будут вместе, но для приличия делали вид, что все нормально.
Все в порядке, все нормально.
Время лечит.
Все проходит.
С глаз долой, из сердца – вон.
Стас же не помнит, когда так часто вспоминал народное творчество земли русской. Шутки прибаутками, а в автобусе душно и очень тесно. И дует в шею.
Давыдов помнит другой автобус, но тоже было холодно. Толпой их прижало друг другу, Руслан оказался на удивление ледяным.
- Ты так околел? – шепчет Стас.
- Нет, всегда такой.
- Почему?
- Питерец, - тихо улыбается Руслан, - ВСД, все дела.
- ВСД?
- Вегето-сосудистая.
- А. Опасно там у вас жить.
- Приезжай как-нибудь, оценишь.
- Приеду. Если обещаешь потерять где-нибудь Мишу.
- Обещаю.

Стас с трудом держится на поручень, покачиваясь на одной сейчас опорной ноге, вспоминая, вдруг очухивается на голос из динамиков и понимает, что проехал свою остановку. А значит еще минут десять возвращаться по холоду обратно.
Стаса пытается греться мыслью, что через три месяца лето.
И вот тогда уже начнется что-то невероятное и прекрасное.
Лето – словно обещание себе начать новую жизнь с понедельника. Ничего не станет иначе, но надежда умирает последней.
Давыдов на деле же лелеет внутри, то чувство, которое по оставленным нам великим книгам и песням – не должна умирать никогда.
Стас очень хочется избавиться от нее.


До лета три месяца.
Они идут сквозь мерзкий мокрый снег, не зная пока, что идут навстречу друг другу.